Спецдокладчик ООН: В Узбекистане религия контролируется государством

Специальный докладчик ООН по вопросам свободы религии и вероисповедания Ахмед Шахид, посетивший Узбекистан со 2 по 12 октября 2017 года выпустил отчет по итогам своего визита.

Г-н Шахид заключил, что право на свободу религии и вероисповедания в Узбекистане не является неотъемлемым правом каждого человека, а скорее «разрешённым» с позволения государства. Вместо того, чтобы свести ограничения прав к минимуму или использовать их (ограничения) в качестве крайней меры, государство применяет целый ряд мероприятий по вмешательству и контролю.

Выдержки из отчёта Специального докладчика ООН по вопросам религии и вероисповедания

Хотя Конституция Узбекистана гарантирует свободу религии и вероисповедания, на практике проявление этой свободы подвергается чрезмерному регулированию, где безопасность противопоставляется свободе.

Правительство Узбекистана сохраняет контроль над публичным проявлением религии якобы для «защиты» государства и общества. Например, назначение имамов полностью контролируется государством, что противоречит ст. 61 Конституции.

В Узбекистане, осуществление свободы религии и вероисповедания полностью контролируется государством. Служба национальной безопасности (СНБ) ведёт как открытое, так и тайное наблюдение за всеми религиозными сообществами, в то время как махалли наблюдают за повседневной жизнью граждан. В настоящее время, в каждой махалле есть работники службы профилактики правонарушений (действующие сотрудники МВД).

В 2014 году, бывший президент Узбекистана Ислам Каримов подписал Закон о предотвращении правонарушений, который предоставил широкие полномочия государственным органам, в т.ч. махаллям, негосударственным и некоммерческим общественным организациям для дальнейшей борьбы с подозрительной «антиобщественной деятельностью» наряду с полицией. Этот закон также способствовал созданию реестра по предотвращению правонарушений. Согласно ст. 29 Закона о предотвращении правонарушений, «превентивные меры» включают в себя профилактические беседы, официальные предупреждения, социальную реабилитацию, включение в реестр по предотвращению правонарушений, направление на обязательное лечение и административный контроль. Также осуждённые по приговору суда, наряду с осуждёнными по целому ряду административных правонарушений, включаются в реестр сроком на год или более. Расширенные полномочия государственных органов приводят к возможному злоупотреблению реестром, т.к. лица могут быть включены в реестр произвольно, как с уведомлением так и без него. В некоторых городах, махалли предположительно собирали информацию о религиозных практиках и вероисповедании жителей, в т.ч. носят ли они бороду, с кем они встречаются и о чём говорят, а также кто учил их или их детей исламу.

Ранее реестр по предотвращению правонарушений содержал имена 17 000 человек. После реформ, введённых новым президентом Узбекистана, он сократился до 1000 человек. В июне 2017 года, президент приказал пересмотреть дела задержанных и, по меньшей мере, 16 000 человек были исключены из реестра. Несмотря на это, государственный мониторинг граждан в дополнение к чрезвычайно неясному определению экстремизма вызывает беспокойство. Механизмы предотвращения правонарушений и мониторинга населения демонстрируют не только неуважение права на неприкосновенность частной жизни, но также дефицит доверия к своим собственным гражданам. Специальный докладчик ООН удивился узнав, что существуют различные «наблюдательные» списки, составленные различными государственными органами; неясно сколько подобных реестров существует на самом деле.

Остаются неподтверждёнными сведения о количестве заключённых по расплывчатым обвинениям в «религиозном экстремизме», «антиконституционной» деятельности, или членстве в «незаконной религиозной группе», т.н. «религиозных арестантов». По приблизительным подсчётам их количество составляет 5000-15000 человек, тогда как официальные данные неизвестны. Таким образом, несколько тысяч человек были заключены в тюрьму на срок до 20 лет, дольше чем максимальный срок за предумышленное убийство. Как утверждается, тысячи мусульман были задержаны по обвинениям в принадлежности к террористическим, экстремистским, или запрещённым организациям, или реализации права на свободу религии или вероисповедания. Трудно сказать были ли задержанные замешаны в насилии и других преступлениях, или же они «виновны» только в том, что принимали свою веру всерьёз.

Многие заключённые, по сообщениям, не имели доступа к юридической помощи или признали себя виновными под давлением, тогда как большинство правозащитников не хотели защищать религиозных арестантов, т.к. их дела считаются сложными. Многие заключённые жаловались на несправедливый судебный процесс, в котором должностные лица, нарушающие закон или злоупотребляющие своими полномочиями, не преследовались в судебном порядке и не понесли наказания. Несмотря на старания в отношении судебной реформы, проблемы юридической системы, в т.ч. независимость судей и адвокатов, вызывает обеспокоенность.

Свобода религии и вероисповедания гарантируется Конституцией Республики Узбекистан (ст. 31), но ограничивается положениями ст. 20, согласно которой конституционные права и свободы граждан не должны нарушать «законные интересы», права и свободы других граждан, государства и общества; а также регулируется Законом о свободе совести и религиозных организациях, Уголовным кодексом, и Кодексом об административной ответственности. Данные законы запрещают незарегистрированную религиозную деятельность, требуют официального разрешения в отношении содержания, производства, и распространения религиозных материалов, а также запрещают прозелитизм [прим. перев. – обращение других в свою веру] и миссионерскую деятельность, что противоречит статье 18 Международного пакта о гражданских и политических правах.

Узбекистан является светским государством, и, в соответствии со ст. 61 Конституции, гарантирует отделение религиозных институтов от государства, невмешательство государства в деятельность религиозных объединений и равенство перед законом. Однако, политика секуляризма в понимании Узбекистана, очевидно не считается обязательное обеспечение условий для религии и вероисповедания или их проявления. Борьба с экстремизмом, религиозного или другого вида, укрепление межгрупповой толерантности и межэтнической гармонии являются более приоритетными направлениями государственной политики, нежели право на свободу религии и вероисповедания. Религия и вероисповедание служат скорее демонстрацией культурного многообразия в Узбекистане, но как только верующие всерьёз пытаются практиковать свои религию и вероисповедание, им приходится осторожно маневрировать среди ограничений, в противном случае они рискуют нарушить межгрупповую толерантность и межэтническую гармонию, а в худшем случае, оказаться, часто ошибочно, в списке экстремистов.

Правительство Узбекистана традиционно относится с подозрением к мобилизации религии, в особенности ислама (тогда как вероятно более 85% населения являются мусульманами), а символы набожности ассоциируются с инакомыслием (несогласием с политическим режимом) и стремлением к политической власти. Такое отношение государства к религии может быть связано с атеистским советским прошлым, а также с предположительным захватом правительственного здания салафитами в 1992 году в Намангане, которые обратились к покойному президенту Исламу Каримову с безуспешным требованием ввести систему шариата. Со времени обретения независимости, государство усилило контроль над религией и вероисповеданием, разработав параметры «правильной» веры и поклонения, истинной национальной традиции и «узбекского способа» практики ислама, т.е. «правильного способа» практиковать религию. Правительство также различает «правильного» верующего от «неправильного» или «опасного» верующего.

В период с 1994 по 1995, власти Узбекистана проводили кампанию против неофициального ислама: мужчины, носившие бороду, подвергались преследованию и произвольному задержанию, тогда как известные независимые мусульманские духовные лица якобы «исчезли». Статья 184 (п. 1) Кодекса об административной ответственности и статья 216 (п. 1) Уголовного кодекса запрещают ношение религиозного облачения, за исключением духовных лиц и лидеров официально признанных религиозных организаций. Власти часто допрашивают женщин, носящих хиджаб, в Ферганской долине и, предположительно, побуждаются снимать и изменять способ ношения хиджаба в соответствии с традиционным узбекским стилем. В некоторых образовательных заведениях, девочкам в головных платках запрещается посещать занятия. Администрация школ вызывала родителей девочек для допроса, а девочкам угрожали, что их занесут в специальный список при махалли [прим. перев. – городской квартал с местным самоуправлением]. Учительницу уволили из-за того, что она носила хиджаб; она, предположительно, находилась под непрерывным наблюдением властей, её вызвали в полицию, обыскали её дом на предмет религиозной литературы, и обвинили в незаконном преподавании Корана.

Г-н Шахид отмечает, что вопрос борьбы с экстремизмом поднимался почти в каждом разговоре с коллегами из Узбекистана. Часто власти заявляли, что экстремизм является главной проблемой страны, если не целого региона, что, оправдывает строгий государственный контроль религии и регулирование религиозной деятельности в интересах «общественной безопасности». С другой стороны, многие граждане чувствуют что их право на свободу религии и вероисповедания ограничивается и нарушается во имя борьбы с экстремизмом.

Кампании против терроризма и экстремизма включают закрытие мечетей и арест мусульман, не входящих в террористические или экстремистские группы, но практикующих свою религию способами, выходящими за рамки установленных правительством. Проявление глубоких религиозных убеждений также ограничивается.

Специальный докладчик ООН выяснил, что в Узбекистане не существует чёткого определения «экстремизма», что делает его интерпретацию чрезвычайно размытой. Он также отмечает, что есть тенденция отождествления экстремизма с религиозным экстремизмом. Генеральная Прокуратура совместно с другими ведомствами подготовила черновой вариант закона по борьбе с терроризмом, где понятие «экстремистская деятельность (экстремизм)» включает в себя широкий спектр мероприятий, открытых для различных толкований, которые могут ограничить права и свободы граждан во имя национальной безопасности. В целом, это понятие является собранием различных существующих положений в Законе о свободе совести и религиозных организациях, Уголовном и Административном кодексах.

Г-н Шахид подчеркнул, что переход от модели «терпимости» к правозащитной модели в отношении религии или вероисповедания не может быть осуществлён, если не будут признаны другие права, тесно связанные с религией или вероисповеданием, такие как свобода выражения мнений, мирного собрания и объединения, и право на неприкосновенность частной жизни. Таким образом, такой переход требует целостный подход к правам человека при разработке национального законодательства и государственной политики.

Для доступа к оригинальному тексту доклада перейдите по ссылке (на английском)